Форум » Ориджиналы. » Последние листья опадают к ноябрю, серия зарисовок, PG-R, гет, angst/romance. » Ответить
Последние листья опадают к ноябрю, серия зарисовок, PG-R, гет, angst/romance.
Moura: Автор: Moura. Название: Последние листья опадают к ноябрю. Тип: гет. Жанр: angst/romance. Рейтинг: от PG до R. Серия отдельных зарисовок. Посвящение: "- О, через все века! - За пыльным пурпуром твоим брести в суровом плаще ученика" (с) Марина Цветаева.
Ответов - 6
Moura: №1. Если мы встретимся, и ты захочешь рассказать мне, как ты меня любил – Если мы встретимся через десяток лет, и ты захочешь рассказать мне, как ты меня любил – Если мы встретимся не в в и не через, и ты захочешь рассказать мне – Хватит ли у тебя сил рассказать, а у меня – желания выслушать? Мало, так мало. Говорят – о не-любви. О любви – молчат. Или – Рифмуют с глупостью. *** Яркие мягкие обложки, тонкая смуглая бумага и коротко-красивые имена. Тридцать рублей в палатке с печатью. Дамские романы, в каждом втором из которых: «Она подняла на него глаза и в ту же секунду поняла, что пропала», но я готова спорить с любой из многочисленных авторов, что ни одна из их светловолосых героинь никогда не смотрела в глаза так, как неудачей – я. Секунда – и пущенный под напряжением провод между прошлым и «сейчас». Сейчас, поглощающим и нынешнее, и будущее, потому что реальности – нет. Ничего не делится на «до» и «после». Есть сплошное «Здесь и сейчас». Здесь и сейчас – думаю. Здесь и сейчас – думаю. Здесь и сейчас – устаю от чужих глаз в своем сознании. От глаз, которые следят за мной. Следят за мной. Следят за мной. Тлеющие угли – не для героинь романов? *** Но я помню, что писала это. Писала, набивая на клавиатуре быстрые буквы, складывающиеся в протяжные, казавшиеся нужными и глубокими слова. Напророчила? Или – так легли карты? Или – так расположились звезды? Или моё больное, рваное, тянущееся и не рвущееся - от случайности? Но случайностей – нет.
Moura: №2. Это не было седьмым небом. Это было - седьмым кругом Ада. Да, в моём персональном Аду - семикружие. Я думала, что это - запомню навсегда. Что такое - да - сквозь всё - помнят навсегда. Но я не помнила. Только четкая полоса текущего рыжего фонарного света по влажной коже, ногти, которыми впивалась в чужую спину и шепот, которого не должно было быть. Это - когда вся - сплошь - рана: люблю. Вся. Сплошь. Рана. *** Полотенце, пахнущее гостями (гостьями!) - неуловимый запах чисто выстиранной, всегда наготове, вещи. Кофе из картинных, кино, тонких (не своя и не каждодневная - для гостей-гостий?) чашек. И едешь домой, когда город в полудреме, и думаешь, что солнце, заливающее салон троллейбуса и глаза, безусловно, должно иметь какой-то смысл. Для счастья или несчастья. Солнце, не видевшее прощания - тишины. И ни за что не стыдно. Когда так - больно не бывает. Если бы я говорила с Фрейдом, он назвал бы это стремлением к смерти. Право же, мы все стремимся к ней. О, мысль не моя, нет. Его. Стремление, не отдельное от влечения - для меня. Стремление, которое и есть - влечение. Стремление, слитое с силой притяжения к. Не ассоциация. Всё сплошь - о - рана. Неостановимая кровопотеря. Невосстановимое. Когда так - ничего не остается.
Moura: №3. Когда она тянулась к ручке двери – такое знакомое, изученное, законспектированное стремление к гибели – как смешно, боже мой – она уже знала, что дверь не будет заперта (а ты хотела?), знала, что, тихим скрежетом-скрипом разорвав ватную, водную тишину, дверь поддастся. Но тогда ещё можно уйти. Или? Раскрывающаяся темнота – как готовность поглотить. Шаг вперед, через порог, страшно, до дрожи что-то напоминающий – и мгновенная – просветлением – мысль: конечно, да, - так ступают на эшафот. Первый шаг на ступень к виселице или плахе. Первый шаг на пути к «моё последнее». Шаг – такое знакомое, четко сохраненное в памяти стремление вперед. В никуда. Ничто – тоже заполненность. И она стоит у порога, сцепив за спиной пальцы на ручке двери, и пленка сознания пульсирует мыслью «Ещё не поздно», но что-то древнее – инстинкт? – как громом: поздно. Чужие прозрачные глаза – волка или сновидца – впиваются в зрачки, вливаясь под сердце темнотой тины и тяжестью. Стремление к концу, толкающее в спину, шепчет, что это величайшее счастье – тонуть. Офелия. Я знаю твою страсть. Офелия! Я – тебя – поняла. Глухой звук захлопнувшейся книги. Глаза отрока и убийцы. Ласковые. Непроницаемые. Нежные. Как удушье во сне. - Подойди. Приказ, просьба, программа – кто сказал, что в мире есть оттенки? Белое и черное, черное и белое, сизое от сумерек и темно-зеленое, прозрачное, от чужих глаз. Сизое и болотное. Офелия, господи! И она делает последний – твердой рукой выстрел в висок – шаг вперед. Шаг – как склоненные перед плахой колени и наклоненная шея. Шаг – как «кроме себя мне нечего дать, а только себя – ничтожно». Шаг – как увязание. Ещё, ещё и ещё. И ти-ши-на. И ни шага больше, кроме одного, который пока ничей, последний, разделяющий. Время и пространство скручиваются в спираль и вдруг замедляются и останавливаются, и можно голову дать на отсечение (разве ещё нет?), что земля больше не вертится вокруг своей оси и воздух льдом навис над головами. Даже если бы ты не хотела – ты всё равно пришла бы, глупая, ты знаешь. Только когда ты проснешься утром – не смей помнить. Не суждено, чтобы равный – с равным. Так разминулись – вы. В единственном восхождении на эшафот. В грязи светлее белого. В сизом и темно—зеленом.
Moura: №4. Руки цепью, замком и стеной скрещиваются на твоей спине, и между телами не пройдет ни полоса света, ни вздох, но ты не помнишь, когда ещё тебя целовали как в последний раз в жизни, как посреди разгорающегося костра, как в секунду перед остановкой сердцебиения. Губы вжимаются в губы, и это не поцелуй даже, а предисловие к укусу, и когда из прокушенной губы течет кровь, ты только секундно слизываешь теплую, металлическую каплю, чтобы не терять ни секунды его и твоего времени – ведь ты помнишь, что всё – за полминуты до гибели. Вихрь, когда все смешивается за стенами сомкнутых век, кружится голова, и ты чувствуешь, как падает на пол что-то тяжелое, когда он спиной бросает тебя на острый угол (ты не помнишь даже, что это могло быть, потому что объективной реальности больше нет). Ты знаешь точно, что это больно, но сигнала нет – и ты не пугаешься отсутствию боли. Нет, тебе совсем не страшно, когда боль снова должна быть – и её нет.Ты знаешь, что он не хочет, чтобы тебе было больно. Особенно сейчас. Но это такая любовь. И ты смиряешься.
Moura: ... быть с другими нам (не завидую тем другим!). (с) - Я не вижу тебя совместно ни с одной – памяти месть, - и, усмехнувшись своими губами – не губы, ломкая бледная линия вглубь рта – чужим словам – она тяжело поворачивает голову к окну и шарит ладонью по столу – где-то вблизи пальцев, выскальзывая и длясь, связка ключей, от которой нужно отделить – ровно два. Верхний замок – два поворота по часовой стрелке, нижний – два против. Автоматическое действие, привычное для руки. Действие, которое нужно забыть. - Как тебе будет житься с другой? – Пальцы нащупывают связку, сжимают металл. Бескровные губы ломаются под болезненным углом. Иногда – конечно, поймешь не сразу – гордость как слово исчезает из лексикона. Боже мой, я же просто хочу знать. Боже мой, я же просто – знаю. Когда пришла впервые – уже знала. Когда «Целуйте, чего же вы ждете, ну…» - шепотом, облаком пара на январском морозе, - уже знала. Когда «Останься» - знала. И когда «Возьми» - знала. Есть мужчины, которые рождаются хищниками и женщины, которые рождаются жертвами. Нежными хищниками и жертвами с металлической сердцевиной. Хищниками, ни одной не сказавшими «люблю» и жертвами, никогда об этом «люблю» не молчащими. - А я всё знала. С самого начала, ещё тогда, ещё с «Так что ж, давайте поговорим о». Удивлена, как долго продержалась, то есть, да нет же, как долго продержал. То есть, боже мой, - и она смеется, опустив голову, - неважно. Нет, правда же, я первая, которая так долго, да? И – за сколько первая, которую ты оставил? Чтобы так, чтобы – два ключа на связку и общая постель. Так, чтобы… Да-не-молчи-же! Но повернув голову - злые слезы, в злой уcмешке дернувшиеся губы - она только встречается глазами с бесстрастным, спокойным "Ставь точку". И понимает, что - Молчание - всегда согласие. Не запятая.
Ariane: как это все грустно!..
полная версия страницы