Форум » Ориджиналы. » Замкнутый круг, romance, от PG-13 до R, фемслэш, макси. » Ответить
Замкнутый круг, romance, от PG-13 до R, фемслэш, макси.
Moura: Название: Замкнутый круг. Автор: Moura. Размер: подразумевается макси. Жанр: romance. Рейтинг: от PG – 13 до R. Тип: фем, возможен гет. Саммари: Эбби было необходимо рассказать свою историю любви и ненависти, так появилась Лора – тоже со своей историей любви и ненависти. А рядом была Бонни, которая любила и сомневалась. И была просто Ким, которая всего лишь хотела жить и любить. Так появилась Паркер, которая любила и ненавидела, подобно приговору для все пятерых. Они спали друг с другом в прошлом, спят сейчас и вряд ли разберутся со своими отношениями в будущем. Но это не отменяет надежды на счастливый - или хотя бы полусчастливый - конец. История о силе воли. О Любви – более всего о любви, о той, которая разрушает города, о том, как сложно эту любовь найти, принять и понять. О слезах и смехе, о боли и о радости. О дорогах, которые мы выбираем. Персонажи: Abby Kennet, Bonny Kennet, Lorelei Weaver, Solveig Parker (Parker Weaver), Kimberley Korner. Место действия: США, Чикаго, год 2007, возможно 2008. Дисклэймер: Идея ориджинала полностью принадлежит его автору, за исключением персонажа Сольвейг Паркер (с), права на имя которой принадлежат автору Jude, чьему перу обязана своим появлением на свет великолепная слэш-трилогия. Да простит мне автор сие злоупотребление, но я настолько влюбилась в данный персонаж, что не могу отказать себе в использовании его имени. В любом случае, никакой выгоды от этого я не получаю. Главные героини – плод фантазии автора, и никаких реальных прототипов у них нет. Предупреждение: в повествовании описываются истории гомосексуальной любви. Людям, остро реагирующим на подобные сюжеты, читать не рекомендуется. Первые главы писались безумно давно - данный факт полностью объясняет проблемы стиля в этих главах.
Ответов - 19
Moura: Глава первая. Без названия. - А как тебе это? – Миловидная девушка заправила за ухо прядь светло-русых волос и, сняв с вешалки платье, показала его своей подруге. Та покачала головой. Её темно-рыжие, подстриженные по подбородок волосы взметнулись по воздуху. Она выразительно фыркнула и поправила рукой редкую челку. - Не смеши меня. Оно... мило, но не в моем вкусе. Слишком... вечернее. – Девушка сделала ударение на последнем слове. - Брось! – Отмахнулась вторая, но платье на место повесила. – У Сони Рикель нет «слишком вечерних» платьев! Ты просто не хочешь идти на ужин, да? – Она уперлась руками в бока и пристально посмотрела на подругу. – Признайся, Лора, ты смертельно не хочешь ехать на этот ужин. - Не будь ребенком, Бонни. Как будто от меня что-то зависит. Если твоей матери взбрело меня пригласить... - Бонни!.. Привет. – К ним подошла симпатичная девушка и чмокнула Бонни в щеку. – О, Лора... Здравствуй. – Она опустила глаза. - Привет, Эбби. – Поприветствовала её Лора и демонстративно безразлично повернулась к вешалкам с платьями. Бонни и Эбби Кеннет были родными сестрами, и Лора отнюдь не хотела мешать их общению. Было ли случайностью то, что Бонни выбрала для покупок именно магазин напротив места работы Эбби, оставалось для Лоры Уивер загадкой. И она все же в очередной раз подивилась тому, как мало похожи сестры. Бонни была шире в плечах, но чуть ниже ростом, волосы у неё были светло-русые, доходили до середины спины, Эбби же была чуть выше и тоньше, темно-каштановые волосы стригла каскадной стрижкой до подбородка, объединяли их только похожесть черт лица и цвет глаз. Да и то у Эбби глаза были темно-серые, а у Бонни – светлее... И Эбби была на два года старше, вот, пожалуй, и все... Лора тряхнула головой. Она специально думала о маловажных вещах, лишь бы только не прислушиваться к беседе сестер. Меньше всего ей хотелось услышать упоминание своего имени... Глупость! Эбби не стала бы говорить о ней при ней же самой! А если бы и стала, то Бонни не поддержала бы разговора... - Ладно, я пойду. На пару минут отпросилась. – Эбби поцеловала сестру и поправила бейджик на груди, возвещавший о том, что Abby Kennet – медсестра приемного отделения окружной больницы Чикаго. – Рада была видеть тебя, Лора. – Произнесла она, проходя мимо девушки. - Да, Эбби, я тоже. – Кивнула та. Лора повернулась и посмотрела на Бонни. – Ты ей сказала, что мы будем здесь? - Я хотела увидеть её... Лора, Лора... – Лора покачала головой и вышла из магазина. Стеклянные двери захлопнулись за её спиной. – Лора!.. – Бонни не двинулась с места. Она знала, что догонять бесполезно. – Что ж. – Она посмотрела на ряд вешалок. А платье они так и не купили. - У тебя есть минута? – Бонни поймала проходящую мимо Эбби за рукав. – Поговорим? Мимо снова пациенты, врачи и ординаторы, медсестры, санитары... Стоял невообразимый гул, за стойкой регистратора разрывался телефон. - Пойдем в ординаторскую. - Эбби втолкнула Бонни в небольшую комнатку. Наливая себе кофе, она обратилась к сестре, - Ты поругалась с Лорой? Из-за меня? - Она... обижена, что я не сказала ей... - Ты должна отчитываться перед ней всякий раз, когда хочешь увидеть сестру? – Эбби поставила чашку на стол и прикусила губу. Кофе был безвкусный и холодный, но необходимо было чем-то себя занять. - Ты не поняла, - Бонни в отчаянном жесте взмахнула рукой. – Она знает, что я предупредила тебя, и она не очень этому рада. Она не очень любит... встречаться с тобой... после всего... всего этого. – Выдохнула девушка. - Ты хочешь сказать, после того, как она меня бросила? Для тебя? - Эбби... не будем ссориться – Бонни умоляюще посмотрела на сестру. Было необходимо перевести разговор в другое русло, иначе бы эта беседа, как бывало уже неоднократно, кончилась бы ссорой, единственная причина которой – рыжеволосая красавица Лора. Она ничего не делала. Это и ненужно было. Достаточно просто вспомнить, кто из сестер раньше имел честь называть Лору «своей» девушкой. – Как Ким? - О, меняешь тему? Своевременно. – Улыбнулась Эбби. – Кимберли - хорошо. - Она... – Бонни снова взмахнула рукой. – Премилая, эта Ким. - Да. – Эбби внимательно посмотрела на сестру. – Милая. Насчет «пре» пока не знаю. Мы встречаемся всего месяц. - Недолго. - Относительно. Повисло молчание. - Вообще-то я просто зашла сказать, что, наверное, не хорошо получилось со встречей в магазине, да? – Бонни встала с дивана и перевесила через согнутую руку пальто. - Наверное. Распахнулась дверь. - Эбби, ты нужна! Производственная травма в третьей смотровой, нам сестер не хватает! – Чья-то голова исчезла так же быстро, как и появилась. - Видишь, надо идти. – Эбби отставила чашку в сторону и улыбнулась. - Да. Иди. И я пойду... мириться. – Бонни неловко улыбнулась и коснулась ручки двери. - Орхидеи. – Услышала она. – Орхидеи и лилии. Белые. – Бонни обернулась и непонимающе посмотрела на сестру. – Её любимые. – Девушка кивнула и покинула ординаторскую. Идя по улице и проходя мимо фирменного магазина «Sonia Riekel», у Бонни мелькнула смешная мысль о том, что во всем виновата мадам Рикель – и упрямство Лоры, пожелавшей платье именно такое платье. Она усмехнулась и зашла в первый подвернувшийся под руку цветочный магазин. Вышла она оттуда с букетом белых лилий и орхидей.
Moura: Глава вторая. «Сколько ?..» ...ценой было вечное понимание того, что за сердце, бьющееся рядом с ней, уже давно заплачена цена. Заплачена другой. Сердце отдала, а забрать – забыла. И оно бесценно. - Привет. – Совсем тихо произнесла Бонни, войдя в гостиную. На ней до сих пор было пальто, а в руках – букет. Белые лилии и орхидеи. Она осторожно положила букет на комод и стянула пальто, все так же осторожно и неторопливо положив его на кресло. Лора сидела на диване, удобно поджав под себя ноги и скрестив руки на груди. Она не отрываясь смотрела в окно – на город, заполняемый сумерками. Сумерками, потому что Бонни не хватило смелости сразу же вернуться домой... Ах, вот уже как – домой. Давно ли квартира Лоры стала ей домом?.. Неважно. Целый день она просидела на набережной, уверяя себя, что все в порядке, что Лора вовсе не невыносит Эбби, что все это глупость, и все нормально. Но внутренний голос был не то умнее, не то просто упрямее самой Бонни, и настойчиво твердил ей: «а что бы делала ты, как бы ты себя вела на месте Лоры, бросив одну сестру ради другой? Ты бы спокойно могла смотреть в глаза первой? Как ты, ты, Бонни Кеннет, вела бы себя?». Бонни качала головой и смотрела на воду. Когда наступил, наконец, вечер, она все же решила пойти домой. Не к себе, к ним с Лорой... - Лора... – В голосе звучали умоляющие нотки. – Прости, я... – Лора нетерпеливо подняла ладонь, подавая Бонни знак, чтобы та замолчала. – Лора... – Прозвучало почти всхлипом. Ни одна девушка, ни один человек, пожалуй, только, за исключением сестры – не имел такой власти над Бонни. Над обычно собранной, спокойной, даже насмешливой Бонни, над девушкой с абсолютно непробиваемым характером. Заставить её почти унижаться, просить и плакать – могла только эта рыжеволосая красавица, пристально что-то разглядывающая в окне. Только у неё получалось надломить Бонни. И возможно именно за это та её и полюбила... Полюбила? Не слишком ли быстро – и такое громкое слово? Но раз ей теперь даже это унижение – мучительно, но сладко – значит, наверное, действительно полюбила. - Что ты хотела этим доказать? – Спросила вдруг Лора. – Что именно? Я видеть, да что там видеть... я слышать о ней теперь не могу, и ты знаешь сама – почему, так зачем надо постоянно напоминать мне о её существовании? Ты стравить нас хотела? Так у тебя ничего, как видишь, не вышло. - Лора... – Бонни прижала руку к груди. – Зачем ты так?.. Она моя сестра, я люблю её, в конце концов, я видеть её хочу... И вовсе не из-за тебя я назначила ей сегодня встречу... я знаю, вы нехорошо расстались... очень нехорошо, и я, я тоже виновата... Лора... - Любишь? – Вдруг отрывистым шепотом, почти шипя, спросила Лора. – Замечательно! – Она резко поднялась и вышла из комнаты. Громко хлопнула дверь. Лора уже не видела, как Бонни в просящем жесте протянула ей вслед руку, словно пытаясь остановить и удержать, и с мольбой прошептала: - Лорелей... Её мать всегда увлекалась европейской культурой, особенно культурой Западной и Северной Европы, и даже защитила диплом по искусствоведению - по Романо-германскому циклу. И, вполне естественно, что своим дочерям она дала не совсем привычные имена. Единоутробных, всецело родных – она назвала их Лорелей и Сольвейг. Со временем они предпочти просто – Лора и Сол. Лора шла по набережной, опустив руки в карманы пальто, и пыталась вспомнить – говорила ли она Бонни о том, какие цветы любит. Подходящего разговора в голове не всплывало, и она так и не могла понять, откуда же той стало известно и про лилии и про орхидеи. Сама же Бонни, и Лора это отлично знала, любит чайные розы. Их любят обе сестры. Эбби... Эбби и Бонни... Вечер и утро. Чай с Молоком. Лора улыбнулась. Белокожая, светловолосая и светлоглазая, Бонни... Высокая, темноволосая, с глазами цвета старинного серебра – Эбби. Лора любила и одну, и вторую, а какую из них больше – она не знала. Она любила их обеих – разных - и таких одинаковых... Сейчас март. Конец марта. В июне прошлого года Лора готовилась ко дню рождения подруги. Упаковывая подарок, она крайне неосторожно порезала руку ножом для резки бумаги. Домашняя аптечка ничем помочь не смогла, и Лора с сожалением и раздражением поняла, что придется ехать в больницу и накладывать швы. Почему она из всех больниц города выбрала именно окружную – она не знала. Равно, как и не знала, что подготавливать её для процедуры будет очень милая, и очень... запомнившаяся ей медсестра, с бейджиком на груди: «Abby Kennet, nurse». Так она познакомилась с Эбби. Знакомство затянулось. Сейчас Лоре трудно было понять, зачем она тогда, спустя полгода, пришла все-таки на вечеринку по поводу дня рождения сестры Эбби. Они должны были прийти вдвоем, но Лора слегла с приступом мигрени, и Эбби ушла одна. Проспав часа три, Лора поняла, что она чувствует себя достаточно сильной для того, чтобы все же составить компанию своей девушке. Бонни она знала и раньше. Но решила все именно та вечеринка. Она не помнит, сколько они все там выпили, и кто принес явно лишние пять бутылок абсента, помнит только, что, проснувшись, увидела у себя на плече белокурую головку. Она проснулась с Бонни. Обнаженная, на одной постели, с ощущением, что что-то в её жизни завершилось и началось заново. Можно было бы все это скрыть, если бы, как в плохом кино, в комнату к сестре в эту же минуту не постучалась Эбби. И вошла без стука. Как в плохом кино. Они обе хотели расстаться тихо и спокойно, как и подобает расставаться в таких ситуациях, но расстались на удивление шумно, не избежав ни скандалов, ни обоюдных оскорблений. Лора тогда ушла первой, громко хлопнув дверью. За ней осталось последнее слово. И тогда она пошла к Бонни. И непоколебимая белокурая красавица сломалась. Лора осталась на ночь. А с утра ушла. И если спустя неделю в её квартире не раздался бы звонок в дверь, и открыв, Лора не увидела бы там Бонни, ничего бы не изменилось. Вторая Кеннет весь вечер сидела у Лоры и глотала черный несладкий кофе, рассказывая Лорелей свою историю. Историю о том, как в июле познакомилась с солнечной девушкой – девушкой своей сестры. Как не могла потом оторвать взгляд от этой девушки, и о том, как все это до странности нелепо и банально походит на пресловутую историю о любви с первого взгляда. А с ней так и было. Тогда Лора почувствовала странную, щемящую нежность в груди, болезненную нежность. С того дня они стали встречаться. Убедить в чем-либо Эбби, до невозможности упрямую, было нереально. Она искренне продолжала верить сразу в два предательства - сестры и Лоры. Сестру она простила быстро и легко, а всю вину оставила на Лоре. Незаслуженную вину. А Лора это приняла. Она дошла до конца набережной и свернула обратно. Она по-прежнему не знала, что ей делать и как себя вести. Лора была слишком горда и слишком влюблена, а такое нельзя смешивать. Она любила Эбби. Она полюбила Бонни. А ей самой было нескончаемо больно. Ким. Её зовут Ким. Кимберли Корнер. Её. Девушку Эбби. Лора открыла дверь. В квартире было темно. Темно и тихо. Никого не было. Бонни ушла. На комоде, в букете цветов, между лепестками лилии лежала записка: «Поговорим потом, когда обе будем готовы. Бонни». Лора опустилась на ковер и прижала руки к лицу. Она слышала, как два голова – таких одинаковых и разных – зовут её в унисон: Лорелей... - Ким? – Эбби открыла дверь и застыла на пороге – её тут же окатила волна музыки. - Я здесь!.. – Эбби улыбнулась, стянула пальто, бросила на столик ключи и прошла в комнату, а оттуда – в кухню. Она прыснула от смеха. Вьющиеся мелкой волной светло-рыжие волосы Кимберли были заколоты, но несколько прядей выбились, и девушка то и дело сдувала их с лица. Фартук Эбби смотрелся на ней крайне комично, а все лицо было перемазано мукой. Эбби уже откровенно смеялась. - Не смейся! – С шутливо-ласковой угрозой предостерегла её Ким. - А то что? - А то тебе не достанется лимонного пирога. – Кимберли открыла духовку и поставила в неё форму с пирогом. – Я тут, видите ли, пирог ей пеку, а она вот..., - девушка неясно взмахнула рукой, - насмехается... - Я не насмехаюсь. – Эбби подошла и обняла Ким. – Над тобой невозможно смеяться. Ты такая... - Какая? – Явно набиваясь на комплимент, поинтересовалась Кимберли. - Необычная. – Эбби зарылась лицом в волосы девушки и выдохнула, - Ким, если ты поможешь мне забыть этот день, я буду тебе благодарна. – Тонкие пальцы тут же зарылись в темно-каштановые локоны, нежно перебирая их пальцами. - Ты сегодня видела её? – Мягко и вкрадчиво спросила Ким. Эбби, не отвечая, кивнула. – А она промолчала, она отвернулась, а ты её не любишь, но тебе больно... – Все это она говорила уже не Эбби, а скорее самой себе. - Помоги мне, Ким. Кимберли приподняла пальцами подбородок девушки и посмотрела ей в глаза. Через секунду одни губы накрыли другие. А в это время по радио зазвучало: «Сколько стоит твое сердце? Мне много не надо, но многое не отдам. Скажи, сколько оно стоит? Оно мне нужно. Я заберу его с собой. Сколько стоит твое сердце? Подари мне его, оно не имеет цены. Сколько стоит твое сердце?..* Лора отняла руки от лица и оглядела комнату. Не зная, что ей делать теперь здесь – здесь, одной, когда в голове вертится «...когда мы обе будем готовы...», она сделала первое, что пришло на ум – протянула руку к пульту от музыкального центра и нажала кнопку. Ни один из дисков её не устроил, и она переключилась на радио. И замерла. «Сколько стоит твое сердце? Подари мне его, оно не имеет цены. Сколько стоит твое сердце?..» Она снова прижала руки к лицу и расхохоталась. Они никогда не будут готовы. Но им придется смириться с тем, что нужно быть вместе, потому что другого выхода нет. Надо выбирать, а выбора не осталось. Предала, так будь добра – делай вид, что счастлива...
Ariane: Этот фик я опять-таки читала, что ж, написано неплохо.
Moura: Глава третья. «Сложи два и два, милая...» Сольвейг Уивер Паркер была красива, насколько красивой, в принципе, можно быть. Темные волосы летом выцветали до каштанового оттенка, но сейчас был март, и струящиеся до плеч локоны становились каштаново-темными. В льдисто-синих глазах жила вечно спокойная, чуть насмешливая улыбка. Она странно относилась к своему имени и даже к сокращению от него. Она предпочла сделать своим именем свою вторую фамилию. И теперь ничего общего не было между Сольвейг Паркер и Паркер Уивер. Лорелей иногда писала ей письма, не по e-mail, а настоящие, на бумаге, написанные чернилами. Лора смеялась, и говорила, что если бы Паркер могла, то заставила бы её писать пером и на пергаменте. До такого Паркер не доходила, но электронные письма вообще отрицала как явление. Лора писала письма длинные и подробные, не понимая, что вся её жизнь не имеет ничего общего с Паркер Уивер. С Сольвейг Паркер – еще может быть. Но не с Паркер Уивер. Сол была замужем. Чарли Паркер был чудесным человеком. Он терпеливо переносил всю неугомонную жизнь Паркер. Он терпел, что его жену называют светилом современной химии, он хлопал ей по окончанию её научных докладов во всех мировых институтах, он много молчал и редко улыбался. И никогда не задавал ей вопросов. Но только даже ему она не позволяла называть себя Сольвейг. ====== - Уивер... Ну что же ты... - Что?.. Что? - Прекрати... нет, не прекращай... Звонкий хрустальный смех. - Будь последовательна... Прекратить или нет? - Уивер... - А у меня есть имя... - Сольвейг... - Это было так сложно? - Нет... Сольвейг... ===== Паркер тряхнула головой, да так сильно, что заболела шея. Все это давно в прошлом. Все закончилось. Все прошло. Все это было просто страшным сном. Страшным сном. Таким прекрасным сном... Таким же прекрасным, как и юная Ким Корнер - тогда, почти три года назад. Они сбежали в Калифорнию сразу же после окончания колледжа. Кажется, в Маунт-Бич. Их обеих любило солнце. Они были счастливы. Кимберли сетовала, что светловолосым трудно хорошо загореть, и задорно смеялась, когда на неё накатывали теплые волны. Они были вместе со времен учебы в колледже. Они любили. А потом все рухнуло. Ничего особенного не случилось. Ничего страшного не произошло. Просто Ким решила уйти. Уйти. От неё. «Прости, Сол, так надо...», - «Но я люблю тебя... А ты?», - ответом было молчание. И Сольвейг её отпустила. Она просто не могла её держать. А потом началась новая жизнь. Она читала курс лекций в колледже Оксфорда. Молодая, юная профессор химии. Вечером она бродила по Лондону, пока однажды не набрела на одно милое кафе. Она выпила три чашки кофе, и чуть не поперхнулась, когда увидела, как прямо перед ней взмыл по воздуху солнечный каскад светло-рыжих волос. Она резко сорвалась с места, подбежала к девушке за соседним столиком и, схватив её за плечо, развернула к себе лицом. Это была не Ким. - Простите... Обозналась... Сольвейг чувствовала, как из-под ног уходит земля. Она пошатнулась и оперлась рукой на спинку стула незнакомки. - Вам плохо?.. Плохо?.. Чарли, здесь девушке нехорошо!.. Девушкой, так похожей на Ким, оказалась Патриция Паркер. Чарльз Паркер был её братом. Через три месяца они поженились. Он не задает ей вопросов. Он переделал подвальное помещение дома под лабораторию. Он подает ей воду, когда она выходит из аудитории, взмокшая, с лихорадочно блестящими глазами, он отлично варит кофе и не интересуется её прошлым. Никогда. А она пишет публикации в научные журналы, где каждым словом доказывает одной солнечной девушке: «Смотри, я могу жить без тебя. Я живу». И понимает, что врет. Она не живет. Она говорит, пишет, учит – ради неё. Каждая строка – ради неё. И ничего для него. Для нелюбимых не пишут. ... Сейчас Сольвейг сидела в плетеном кресле, на балконе их дома, и читала последнее письмо от Лоры. Та писала, что они сошлись с Бонни Кеннет, но сейчас в ссоре, и что Лора, конечно, переживает, но (только ей, как сестре, по секрету) меньше, чем переживала бы из-за ссоры с Эбби. Лора пишет, что Эбби нашла себе новую девушку, и у них все, кажется, хорошо. Лора пишет, что девушку зовут Кимберли Корнер. Лорелей знает, что значит для Сольвейг – Ким. Но все равно пишет. Лорелей не понимает, что для Паркер Уивер не существует Ким Корнер. Только не для Паркер Уивер. Сольвейг тянется за телефонной трубкой и заказывает билет до Чикаго. Сольвейг тихо шипит проклятие и кладет трубку, не дождавшись ответа от оператора. Сольвейг ненавидит свою слабость. Но Паркер Уивер сильнее Сольвейг, и та уже смеется над своим порывом... А вечером звонит Лора, рьяно всегда утверждавшая, что письма – это не общение, и ей просто необходимо слышать собеседника. Она задает множество вопросов, но Паркер знает, что хочет задать всего один. Лора сыплет шутками, и спрашивает, как там Чарльз; она сообщает, что завтра идет на званный ужин, устраиваемый матерью сестер Кеннет, куда приглашены многие, и Паркер отлично понимает, что многие – это Кимберли, и жаль, что её – Сольвейг – на ужине не будет... Лора говорит, что сегодня видела Бонни, гуляющую по набережной с Эбби. А рядом с Эбби шла Ким. Лора замолкает и ждет реакции, не понимая, что Паркер Уивер не знает никакую Ким... та отвечает сестре, что надеяться на их скорое с Бонни примирение, сообщает, что Чарльз здоров и весел, желает сестре удачи, вскользь упоминает, что следующий курс лекций читает в Мадридском университете и кладет трубку. Сольвейг опускается в кресло и зарывается пальцами в волосы. Наверное, это выльется еще в одну публикацию, где каждое уверенное слово снова будет кричать: «Я живу!», потому что на самом дела она давно не живет. Она искренне ненавидит Эбби Кеннет, потому что уверена – та не сделает Кимберли счастливой своей любовью. Эбби, наверное, заручилась сделать Ким такой же несчастной, как и она сама. На языке крутится песня о несчастной любви, потому что о счастливой любви не поют. (с). Сольвейг мрачно усмехается и вспоминает: «Если тебя бросают, никогда не плачь. Бросили – найди себе другую. Сложи обиду и ненависть, сложи два и два, милая, и снова получиться новый роман». Слова эти когда-то принадлежали её сестре – шутливо, полунасмешливо. Лорелей знала, что говорить. Сольвейг помнила её слова, но никогда не следовала им. Сольвейг сложила два и два. Сольвейг снова потянулась за телефонной трубкой.
Moura: Глава четвертая. «Просчеты». - Дорогая, ты не можешь не прийти!.. – Мелания Белл Кеннет с нетерпеливой обидой смотрела на свою дочь. - Мама, у меня нет никакого настроения ходить по званным ужинам... – Бонни залпом допила кофе и облизнула губы. – Совершенно. Я занята, я устала, у меня много работы... И вообще... – Бонни неясно взмахнула рукой, нетерпеливо заправив за ухо прядь светлых волос. - Ну хорошо, я понимаю, если бы не хотела идти твоя сестра, - моложавая, еще сохранившая след красоты юности женщина, нетерпеливо поправляет аккуратную прическу и сжимает ярко накрашенные губы в тонкую алую линию, - у нее, видите ли, своя жизнь, эта несносная больница, где она всего лишь медсестра, и, мало того, теперь эта девчонка... – Губы женщины сжимаются еще крепче. Бонни устало вздыхает и начинает говорить тоном человека, приговоренного из раза в раз нудно повторять одни и те же заученные фразы: - Эбби старшая медсестра. Это неплохая должность. Она собирается поступать в медицинский. В больнице её уважают. Она хочет иметь свою жизнь, ничем, кроме фамилии, не связанную с семьей Кеннет... – Этот тон заученного урока Бонни усвоила давно и хорошо. – И Кимберли – замечательная девушка. Тем более, мы, кажется, договаривались, мама, что ты не возникаешь против особенностей нашей личной жизни, и мы не ссоримся навечно. - Я так мечтала о внуках... - Мама!.. – Бонни шумно выдохнула и потерла рукой глаза, жестом безумно усталого и давно хорошо не спавшего человека. - Ладно, ладно. – Мелания Кеннет снова тонко сжала губы. – А эта твоя Уивер? Она будет? - Я не знаю, мама. Мы в ссоре. - В ссоре? – Изящной формы брови удивленно взлетают вверх. – И давно? - Неделю. - И? - Что – и? – Бонни вздыхает и открывает глаза. - Ничего. – Наконец произносит женщина. – Бонни, милая, - вдруг в её чисто светском тоне проскальзывает беспокойство, - ты давно хорошо спала? - В последний раз – неделю назад. – Усмехается Бонни. Она смотрит на часы. – Извини, мама, мне пора. У меня деловая встреча. Увижу Эбби – передам ей привет, - легкая снисходительно-презрительная гримаса искажает лицо Мелании Кеннет. – Она будет на ужине. – Бонни встает из-за стола, одевает пальто и выглядывает за окно кафе. Там моросит мелкий не то снег, не то дождь, не то дождь со снегом. - Так мне ждать тебя, Бонни? – Тон из заботливого снова стал кристально-светским. - Я не знаю. Я подумаю, мама. «Если помирюсь с Лорой» - про себя добавила она. Бонни замерла на пороге своей гостиной. Она затаила дыхание, боясь не то чтобы сделать шаг – просто вдохнуть. Если сдвинуться с места или хотя бы моргнуть, можно уничтожить, разбить в дребезги эту странную, сладкую иллюзию: Лорелей Уивер стоит у окна, и выводит кончиком пальца какие-то только ей одной ведомые символы на стекле. Бонни не выдержала, закрыла глаза и громко выдохнула. - О. – Лора быстро, словно обжегшись, убрала руку от окна. – Здравствуй. Я занесла кое-какие твои вещи. У меня еще остался ключ. Вот. – Лора повертела ключ от квартиры на пальце, а затем осторожно положила его на подоконник. Она неловко повела рукой, и ключ соскользнул и упал на пол. Лора нагнулась, подняла его, и уже более небрежно бросила на место. – Я всего на минуту. Уже ухожу. Бонни все это время так и стояла – неподвижно, закрыв глаза, и теплая нега разливалась по всему телу. Она слушала этот голос, улавливая чуть нервные - такие знакомые! – интонации и легкую неловкость. Но и смотреть и слушать – это было слишком много для одной Бонни, и она закрыла глаза... и вынуждена была теперь открыть их, потому что иллюзия медленно разрушалась. Она уйдет. – Вдруг поняла Бонни. – Она просто возьмет и уйдет. Навсегда. И все. Конец...Лора улыбнулась дежурной вежливой улыбкой, застегнула пуговицы на пальто и быстро прошла мимо Бонни к двери. - Постой!.. – Бонни не знала, что заставило её вдруг почти выкрикнуть это слово. Получилось тонко и надрывно. Лора замерла и медленно обернулась. Непонятно, что заставило её посмотреть в глаза Бонни и повернуться обратно. Была ли это болезненная, лихорадочная надежда в глазах девушки, или то, как она сжимала в руке ключи – так, что побелели костяшки пальцев, или, может быть, это была всего лишь светлая, медово-солнечная прядь, упавшая на лицо... но Лора медленно подняла руку и протянула её к лицу Бонни, мягко заправив непослушную прядь за ухо. Рука остановилась на секунду, а затем, почти нежно, почти невесомо – коснулась щеки. Бонни порывисто, полувсхлипом-полувздохом выдохнула и сильнее прижалась щекой к горячей, сухой ладони. Теплый жар от прикосновения горел на коже. - Бонни, мне надо идти... надо… - Не уходи... – Она еще сильнее прижалась лицом к ладони, и, чуть повернув голову, коснулась её губами. – Я без тебя не могу, понимаешь – не могу... Я не знаю, я не знаю, я не... я не понимаю, что это... Я... я не сплю, я не живу, я... я без тебя, я... не могу, Лора... Если ты уйдешь, я... я не знаю, что со мной будет, я же просто... не переживу, я... Лора резко выдохнула и одним шагом, порывисто преодолев разделяющий их метр расстояния, прижала Бонни к себе. - Ну что, что ты... – Бонни спрятала лицо у неё на шее. Лора почувствовала горячую влагу на своей коже. – Не плачь, не плачь... Я здесь, слышишь? Я с тобой... Все хорошо, я здесь... – Лора чуть поглаживала кончиками пальцев спину девушки, а её невидящий взгляд был устремлен куда-то за стекло, за даль окна... возможно туда, где родилась однажды острая и ядовитая фраза – предала, так делай вид, что счастлива... До конца. До самого конца... Пока не станет окончательно поздно. Первую минуту Лора не поняла, отчего проснулась, и только через несколько секунд, услышав повторный звонок в дверь, вздохнула. Кому-то в начале девятого часа уже не терпелось её увидеть... Лора осторожно встала с постели, аккуратно сняв со своего плеча ладонь Бонни. Улыбка стала шире – вспомнился вчерашний день... как они говорили долго, безумно долго, как снова Бонни собирала вещи, как снова дом Лорелей стал её домом... Лора покачала головой и пошла открывать дверь. Она сняла цепочку, щелкнул замок. - Ты?!... - Какая радостная реакция на встречу с родной сестрой. – Чуть насмешливая, холодноватая улыбка трогает губы Паркер. Она откидывает голову назад, поправляя волосы, расстегивает верхнюю пуговицу на строгом черном пальто, снова улыбается и без приглашения, которое ей и не нужно, входит в квартиру, неся в руке чехол для одежды. Лора знающе улыбается, узнавая неподражаемую манеру сестры и, закрывая дверь, проходит за ней в комнату. - Сольвейг? Не ожидала. Кажется, ты в данную минуту должна читать лекцию какой-нибудь группе испанских студентов, если мне не изменяет моя память. – Лора слегка удивленно и вопросительно смотрит на Паркер, ожидая ответа. - Должна. – Спокойно, почти с вызовом отвечает Сольвейг, и её тон говорит сразу: «Я не должна никому и ничего». – Решила посетить один милый званный ужин. – Усмешка кривит тонкие губы. Паркер бросает чехол на диван, удобно усаживаясь в соседнее кресло, закинув ногу на ногу. Лора сразу же понимает, о каком ужине речь... - Ты приглашена тоже? – Изумленно взлетает бровь. - Ты удивлена? – С насмешкой спрашивает Паркер. – Удивлена. Не удивляйся. Я гвоздь программы, феномен, которым будут подчевать публику. Молодая, всемирно известная профессор химии, ученый мирового уровня, и при этом – сестра девушки хозяйской дочери... Знаешь, я буду иметь успех. - Это что? – Вздохнув, кивает на чехол Лора. Если Паркер упрямо и с насмешкой согласна быть «гвоздем программы» - элитным угощением званного вечера, следовательно – на то есть причина. И Лора знала только одну такую причину – другой не было, и быть не могло – Ким... - Это платье. – Кивнула Паркер на чехол. – И я делаю это потому, что хочу. Лора удивленно вскинула глаза на сестру – она давно научилась «выравнивать» выражение лица так, чтобы не было видно чувств, на нем отображаемых. Искать разгадку тому, как Сольвейг заметила её удивление, Лора не стала, она давно поняла, что скрывать свои эмоции можно от кого угодно, но только не от этой девушки – своей сестры. - А Кимберли? – Чуть насмешливая улыбка – отображение улыбки Сольвейг, касается её губ. - Что – Кимберли? - Мне подумалось изначально, что ты приехала, чтобы увидеть её, зная, что она сейчас встречается с Эбби Кеннет. И увидеть не столько Кимберли, сколько Эбби. Разве не так? - Не так. Я не скажу тебе, что мне плевать на Кимберли Корнер, потому что мы обе знаем, что это не так, и я не вижу необходимости тебе врать. Я не скажу так же, что мне плевать на Эбби Кеннет, потому что сейчас она связана с Корнер, и мне просто не может быть все равно. Но мне безразлично, что будет. - То есть, если ты увидишь её – точнее их – никакой реакции не будет? - Реакции? – Изумленно взмывают брови. – Лорелей, скажи, чего ты от меня ждешь? Что я кинусь в ноги к Кимберли? Выцарапаю глаза Кеннет? Это не мой стиль, уж прости. Я просто хочу посмотреть на то, каково им. - Другими словами, как может Ким смотреться с любой другой, помимо тебя? – Понимающая насмешка легко проскальзывает по губам. - Не с другой, - холодно-лукаво, и оттого чуть жутковато усмехается Сольвейг, - именно с Эбби Кеннет. Ведь ты, кажется, хорошо её знаешь?.. - Сол, я прошу тебя, не будем. – Примирительным тоном произносит Лора, но взгляд её ясно говорит: «Я не хочу об этом ни говорить, ни думать, и не смей напоминать мне, потому что и я многое могу тебе напомнить...». - Хорошо. – Паркер поняла намек. – Не будем. Повисло молчание. Первой его нарушила Лора, произнеся с легкой улыбкой: - Мы не виделись полгода, и только встретившись, в первые же пять минут, бросились говорить о том, о чем говорят обычно вечером за бокалом вина. О том, что твориться у нас в головах. Плохая тема для встречи, Сол, не находишь? - Нахожу. – Улыбнулась Паркер и Лора потянулась обнять сестру. - Я не помешала?.. – Лора отстранилась от Паркер, и они обе посмотрели на порог комнаты. Там стояла Бонни – необыкновенно хорошенькая Бонни – в мужской свободной рубашке, с растрепанными светлыми волосами и мягкой сонной улыбкой истинно счастливого человека. - Нет, конечно. – Лора улыбнулась и подошла к Бонни. – Знакомьтесь, - Паркер встала и оправила волосы, - это Бонни Кеннет, - Сол кивнула, - Сольвейг Паркер – моя сестра. - О, Сольвейг. – Бонни улыбнулась и протянула Паркер руку. – Лора много о тебе говорила. И только хорошего. Вы похожи. – Помолчав, заметила она. - Да, знаю. – Отвечая улыбкой на улыбку, ответила Паркер. – И я рада знакомству. - Я тоже. Очень. – И видно было, что она действительно рада. - Сольвейг приглашена на ужин твоей матери. – Сообщила Лора Бонни. - О!.. Это замечательно, правда. Я буду рада видеть тебя там. Ты будешь одна? – Чисто деловым тоном поинтересовалась Бонни. - Да. – Чуть улыбнулась Паркер. – Мой муж сейчас занят делами, я буду одна. - Понимаю. – Кивнула Бонни и потянулась. - Я иду варить кофе. – Она вопросительно посмотрела на сестер. Лора кивнула. Напоследок улыбнувшись им обоим, Бонни вышла из комнаты. На этот раз вопросительный взгляд адресовала Лора - Паркер. - Что? – Усмехнувшись, спросила Сол. – В последний раз мое мнение интересовало тебя лет восемь назад, чего ты от меня хочешь? - Как она тебе? – Все же спросила Лора. - Хорошо, как еще? Главное, что она по нраву тебе. Но, знаешь, она милая. Милая именно в том естественном плане доброй умилительности. Это важно. «Это важно. И это было в той...» - прочитала во взгляде Сольвейг Лора. Им обоим незачем было скрывать то, что так легко писалось на лицах и в глазах. В конце концов, они слишком хорошо друг друга знали и были слишком непохоже одинаковы. Но почему-то счастье им выпало разное. Одной полное, хотя и не без сомнений, а другой – сомнительное само по себе и далеко в прошлом...
Moura: Глава пятая. «Результаты сложения, результаты вычитания» Бонни оправила нежно-лавандовое платье и поискала глазами Лору. Она улыбнулась: Лора была безупречно красива и обаятельна. Синий атлас струился до пола, поддерживаемый на плечах невесомыми лямочками, и так поразительно своим ярким цветом подходил к её глазам... Бонни снова улыбнулась и подумала: неужели эта необыкновенная, красивая женщина – с ней?.. Но Лора обернулась, послала Бонни теплую нежную улыбку, и повернулась обратно – к Сольвейг... За несколько минут до этого. Оптимальная длина до колен, насыщенный вишневый цвет, гладкая ткань джерси и идеальный вырез – ничего лишнего – все в меру – ровно и спокойно. Естественно уложены и чуть заправлены за уши темно-каштановые волосы... Эбби стояла у одного из многочисленных небольших столиков и потягивала шампанское. Рядом, разглаживая длинную расклешенную юбку бежевого платья, стояла Кимберли. Но на неё Эбби не смотрела. Её взгляд был устремлен чуть дальше. Метрах в десяти от них стояла её сестра. Бонни Кеннет. Вместе с Лорелей. Эбби еле заметно, тихонько вздохнула. Слишком красиво облегал фигуру ярко-синий атлас. Слишком хорошо он подчеркивал живую синеву глаз. Слишком привлекательно блестели в мириадах бликов рыжие волосы. Слишком красива была Лора. Слишком сильно Эбби любила Кимберли. Но Эбби, не отрываясь, продолжала смотреть на Лорелей. Обернулась Бонни, помахала сестре рукой, та улыбнулась в ответ, и Бонни отвернулась. Стоявшая лицом к Эбби, Лора, из-за плеча Бонни, бросила девушке долгий пристальный взгляд, а затем быстро отвела глаза. Моргнув, Эбби отвернулась. Взгляд был сосредоточен и серьезен, пристален до невозможности, и слишком многое напоминал. То, о чем давно нужно было забыть. ===== Эбби отлично знала этот взгляд. Оценивающий и внимательный, с легкой долей горделивой насмешливости. Так смотрят только девушки. Только на девушек. Именно этот взгляд и заметила Эбби, отдернув занавеску и подходя к одной из многочисленных больничных коек приемного отделения окружной больницы Чикаго. На койке сидела солнечная, огненно-рыжеволосая девушка, яркими синими глазами внимательно рассматривая Эбби. Больше всего поразила Эбби абсолютная бесцеремонность во взгляде – он был таким откровенным, что по идее это должно было отталкивать – но только больше притягивало. По-видимому, Лора осталась довольна результатом того, что увидела, потому что её губ коснулась легкая улыбка. - Добрый день, меня зовут Эбби Кеннет, я подготовлю вас к процедуре. – Чуть улыбнулась в ответ Эбби. - Лорелей. Просто Лора... И уже по этому «Просто Лора...» стало понятно – сразу стало понятно Эбби – эта девушка не станет для неё просто очередной пациенткой, отношения с ней зайдут дальше, чем следовало бы - слишком далеко. Настолько далеко, что это разрушит все. Все. До основания. Всю жизнь – в руины... Но тогда, промывая порез физраствором, Эбби еще не знала об этом, и как можно мягче и осторожнее касалась белой руки с тонкими длинными пальцами. - Через три дня приходите снимать швы. – Произнесла Эбби, стягивая с рук медицинские перчатки. – Не мочить, душ принимать, обматывая руку полиэтиленом. - Выпьем кофе? – Вдруг спросила Лора, лукаво – не просто лукаво, а как-то чуть собственнически – улыбаясь. Эбби в ответ насмешливо улыбнулась, и так же бесцеремонно-оценивающе посмотрела на Лорелей. Не одна она любила лидерствовать. - Свидание? - Можно сказать и так. Во сколько ты заканчиваешь? - В шесть. - Я приду. – Кивнула Лора. – Если я, конечно, не позволяю себе лишнего... – Вдруг одними уголками губ улыбнулась она. - Нет, не позволяешь. Чем в её жизни с того момента стала Лорелей Уивер? Как допустила Эбби, чтобы она стала чем-то неотъемлемым? Как могла она позволить, чтобы кто-то так глубоко проник в её жизнь? Как могла она вообще настолько сильно утонуть в этом романе? Роман... Связь... Какие удобные слова, когда надо оправдать неудачную любовь. Как легко заменить одно слово другим. Роман... Связь... Как полезны – полезны до трусости – иногда синонимы. Как просто назвать любимую девушку любовницей. Есть в этом слове что-то греховное. Манящее, притягивающее. И грязное. Поэтому-то – и роман. Поэтому-то – и связь. Так грязно и изумительно-греховно – не может быть любви, только увлечение, мимолетное, ненадежное. Именно это и говорила себе полгода спустя Эбби Кеннет, размазывая по лицу черную потекшую тушь и слезы, сжигая в кухонной раковине десятки фотографий, с которых улыбалась рыжеволосая, с васильково-синими глазами, её нелюбовь – отныне, и навсегда... Убеждая себя, что Лора не часть её самой, а всего лишь любовница, и что это было не любовью, а просто связью – Эбби быстро вылечилась от своего романа, ставшего самой худшей её болезнью. Потому что рядом с Лорелей – каждая минута – как на обрыве перед пропастью, а за тонкой чертой – не то ад, не то рай... Бонни была честна с Эбби. Бонни сразу и прямо сказала: «Я люблю твою девушку». И за это Эбби и была благодарна ей, и ненавидела её. Не скажи она этого, не было бы расставания, не было бы запаха горелой фотографической бумаги, не было бы злости, греха, мании... Но если бы Бонни промолчала, то Эбби, возможно, когда-нибудь – рука об руку с Лорой – шагнула бы за край пропасти... Но ведь так страшно знать, что там – ад, или все же рай... Бонни, Бонни... Как будто так много зависело от Бонни – ничего. Промолчи она или скажи – безразлично. Рано или поздно случилось бы то, что случилось. Рано или поздно Лора, источая яд, высказала бы Эбби все, что хотели и что не хотела говорить. Рано или поздно родился бы самый страшный для старшей Кеннет кошмар - Лора, бросающая в полнейшем беспорядке в чемодан свои вещи, и что-то ей говорившая, говорившая... Это было худшим расставанием из всех возможным – яд греховного яблока, наравне с его притяжением – Эбби и Лорелей испытали на себе сполна. Но в Лоре не было и толики боли Эбби. ===== Эбби покачала головой. Не время. Нет, не время вспоминать и тот первый взгляд, и это тихое – уже греховное – «Просто Лора...». - Дамы и Господа!.. – Все люди, находящиеся в зале, обернулись на голос. В высокие створчатые двери вошла Мелания Белл Кеннет. И не одна... Под руку с ней шла девушка, которую многие видели в первый раз. Простое, до колен, черное платье, длинный рукав, вырез лодочкой, высокая шпилька. Просто – и идеально – зачесанные назад черные волосы – цвета вороного крыла. Но более всего – льдисто-синие, непроницаемые, гордые и холодные – её глаза... - Позвольте представить вам молодую – но уже столь известную – талантливую и умную девушку. Почти все из вас слышали о её всемирно признанных работах в области химии. Рада представить вам – профессор Сольвейг Паркер-Уивер. – Слово «профессор», как, впрочем, и вся речь, было нарочито выделено насмешливым тоном. Но никто не обратил на это внимания. Просто смотря в глаза Сольвейг у всех пропадало желание смеяться над чем-либо, касающимся её... Лора подошла и обняла сестру. - Ты безупречна, - улыбнувшись, шепнула она ей. Губы Паркер скривились в легкой усмешке. Лора обернулась, послала Бонни нежную улыбку, и снова повернулась к сестре. - Пойдем. – Лора взяла сестру за руку и подвела её к Бонни. Рядом с ней уже стояла Эбби. Вместе с Кимберли Корнер. Лора чуть заметно улыбнулась. - С Бонни ты уже знакома. Это старшая сестра Бонни, Эбби Кеннет. – Особым, неповторимым тоном, таким, каким она теперь всегда говорила о Эбби, произнесла Лора. – А это, - последовала короткая пауза. – Кимберли Корнер, её девушка. - Можно просто Ким... Отворачиваясь, глухо отозвалась Кимберли...
Ariane: Moura я конечно не люблю фэмы, но твои мне нравятся
Moura: Ariane Это высшее признание для автора - несем фэм в массы... Спасибо)
Moura: Глава пятая, часть вторая. *честно признаю, что сцена "на окраине Чикаго" мною взята и переиграна из одного из эпизодов Трилогии Jude* ===== Сольвейг, изредка пролистывая записи в тетради, писала конспект по генетической биологии, когда рядом с ней на парту упал небольшой потертый кожаный рюкзачок. - Привет! – Услышала она радостный, мелодичный голос. – Я Кимберли. Можно просто Ким. – Сольвейг искоса взглянула на протянутую ей руку и без всякого энтузиазма, даже не поднимая глаз, пожала её, и только после этого посмотрела на свою новую соседку по парте. И что-то щелкнуло в груди. Девушка улыбнулась и села рядом. Они, сидящие рядом, представляли собой просто полные противоположности. Строгие черные брюки, черная же водолазка под горло, зачесанные назад вороные волосы – строгость Сольвейг так странно не вязалась с яркой веселостью Кимберли, с её потертыми джинсами, белой майкой с невообразимым узором и столь же потертой жилеткой, а мелкой волной вьющиеся медовый волосы, видимо, были когда-то затянуты в хвост, но в тот момент просто растрепались по плечам... Яркий июньский полдень – столь же солнечная, яркая – неповторимая Ким, и – совершенное и абсолютное воплощение январских сумерек – Сольвейг. Мезальянс... Пять лет они были мезальянсом – несовместимы по всем параметрам, но – любили друг друга. Пока не кончилось терпение Кимберли, ибо чтобы быть рядом с Сольвейг – нужна огромная воля, потому что не каждая вытерпит её холодную горделивую красоту, её насмешливость. Её жгучую любовь, и как будто изначально в ней заложенную - боль... ===== *** Предыдущий вечер. Район на окраине Чикаго. Паркер поплотнее укуталась в пальто, порыв ветра взвил по воздуху волну темных волос. Мешать «семейной идиллии» сестры она не хотела, отели – ненавидела. Оставалось только бродить по городу. Она любила вечерний Чикаго, но только не центр города. Нет. Только окраины – всегда настоящие. Только там, где жизнь – уже обочина... - Эй, не интересуешься? Сольвейг обернулась на голос. На углу дома, прислонившись к стене, стояла девушка. Очень молодая. Возможно, лет семнадцати. Но что больше всего мгновенно поразило в ней Сольвейг – это волосы. Вьющиеся мелкой, естественной волной - теплого медового оттенка. Девушка была проституткой. И, видимо, интересны ей были не только мужские кошельки. Сольвейг как-то криво усмехнулась. Марать себя сексом со шлюхой ей не хотелось, но что-то неуловимо в этой чикагской красавице влекло... Волосы, улыбка, фигура?.. - Может быть, и интересуюсь. – Согласилась Паркер и подошла поближе к девушке, удивившись во второй раз. На этот раз – глазам. Глазам, в которые так часто когда-то смотрела... - Что у тебя с глазами? - Не нравится? – Последовал быстрый вопрос. – Это линзы. Могу поменять. - Нет, меня устраивает. – Сольвейг замолчала на несколько секунд. – Сколько? - Двадцатка – час. - Что так мало? – Удивилась Сольвейг, впрочем, удивление никак не отразилось на её лице. - Начинающая. – Усмехнулась девушка. – Ну так что, идет? - Идет. – Кивнула Паркер. – Как тебя зовут? - А как ты хочешь? – С профессиональной быстротой спросила девушка. Паркер думала недолго. - Кимберли. Пусть будет Кимберли. - Как скажешь. Мне все равно. – Она кивнула Паркер в сторону, и повела за собой. Меньше чем через минуту они оказались в дешевой однокомнатной квартирке в том же доме, на углу которого местная красавица искала себе клиентов и клиенток. В комнате вспыхнула пара настольных ламп под плотными абажурами. Сольвейг скинула пальто и бросила его в кресло у двери, предварительно достав из кармана сотенную купюру. - Это много. – Кивнув на купюру, отозвалась девушка, расстилающая в это время постель. Довольно чистую и аккуратную, надо сказать. - Ты против? – Усмехнулась Паркер. - Конечно, нет. – Купюра ловко исчезла в ящике комода. Сольвейг прислонилась к стене, с усмешкой на губах наблюдая, как девушка снимает с себя одежду. - Чего именно ты хочешь? – Спросила та. - А что ты умеешь? – Поинтересовалась в свою очередь Паркер. - Все. - Значит – всего. - Как скажешь... Особые пожелания есть? Может быть, что-то сказать... тогда? - Да. Что любишь меня. Паркер курила, сбрасывая пепел в дешевую пепельницу, а «Кимберли» иногда выхватывала из её пальцев сигарету и, быстро затягиваясь, возвращала обратно. - Сколько тебе лет? - Девятнадцать. – Затяг. - И давно ты этим занимаешься? - Несколько месяцев. - Удачно? - Не всегда... - Не расскажешь, почему? - Да так, был один подонок... Это слезливая история. – Девушка поморщилась. – А как тебя зовут? - Сольвейг. Только не смей смеяться. - Я и не думала... Паркер усмехнулась и встала с кровати, начав медленно одеваться. Девушка сидела на кровати и внимательно за ней следила. - Вот. – Паркер достала из портмоне еще несколько сотенных купюр и бросила на постель. – Возьми. - Не надо... - Успокойся, я не бедная. Дала бы еще, но с собой больше нет. И вообще, бросай это дело... Девушка сорвалась с места, и как была, обнаженная, кинулась на шею к Сольвейг и обняла её. В голосе послышались слезы: - Ты такая хорошая, Сольвейг! Твоя Кимберли дура, что бросила тебя! Я знаю, девочка... я знаю. *** В прозрачном – странно прозрачном, призрачно чистом зеркале отражается свет сине-голубых ламп дневного света, окрашивая саму дамскую комнату и все отражающее в широком, во всю стену, зеркале в призрачные, прозрачные, какие-то мертвенно-бледные тона. Болезненные тона. Смотря на свое зеркальное отражение, окрашено этими мертвенными красками, Сольвейг подумала, что похожа на призрак. Ну да. Конечно. На призрак собственного прошлого. По губам пробежала усмешка, делая отражение в зеркале еще более жутким. Бледная кожа. Невыносимо, снежно бледная. Синие, льдистые, насквозь пронизывающие глаза. Иссиня-черные волосы. Вороное крыло... Губы – без всякой косметики – какие-то холодно алые... а, кажется, нет у этого цвета холодных оттенков. Руки с длинными тонкими пальцами пианистки или аристократки. И холодно... Невыносимо холодно... А еще этот бледный свет... Еле слышным шорохом пронесся по туалетной комнате звук открывающейся двери. В холодном свете зеркального отражения Паркер увидела Кимберли Корнер. Сольвейг никак не отреагировала на её появление. - Сольвейг. – Как-то враз охрипшим голосом констатировала Ким. Сольвейг лишь кивнула в ответ. Странно, но холодный, призрачно-мертвый свет как будто не касался Кимберли. Она по-прежнему, даже в этом неживом свете, казалась умопомрачительно солнечной, яркой, теплой... - Ты надолго в Чикаго? – Светский тон и светский вопрос, задать который обязывают вежливость и ситуация. - Не знаю. Возможно. – Скользя расческой по волне волос. - Как твоя карьера? – Касаясь помадой губ. - Успешно. Откуда у тебя этот светский тон?.. Она научила тебя?.. Чему она еще научила тебя?.. - Поздравляю. - Спасибо. Кимберли вдруг устало опустила руки и прижалась лбом к зеркалу. - Уезжай, Сольвейг. Уезжай, пожалуйста. - С какой стати? – Картинное удивление, чуть приподнятая бровь – выражение легкого холодного изумления. - Зачем ты приехала?.. Чтобы мучить меня?.. Одним своим видом, который весь – одно сплошное воспоминание?.. Зачем ты здесь?.. Зачем ты мучаешь её и меня, что я сделала тебе?.. И этот тон, голос – будто ничего нас не связывает... - Нас ничего и не связывает. - Нас связывает наше прошлое! – Кимберли резко взмахнула рукой и отступила на шаг. – Твоё и мое, которого больше нет! Все, хватит, прах, пыль, забыли! Перечеркнули, выкинули! Зачем ты приехала, Сольвейг?.. Чтобы издеваться надо мной одним своим присутствием? Чтобы мучить её?.. Так странно... Как будто внутри что-то оборвалось. Сольвейг вдруг резко сорвалась с места и, схватив Кимберли за запястья, притянула её за руки к себе, прижимая к своему телу. Голос был похож скорее на шипение, чем на речь. - Вычеркнули, Корнер, забыли?.. А кто вычеркнул, кто забыл?.. Я, может быть?.. Нет, Корнер... это ты вычеркнула, и ты забыла, а я – нет... я ничего не забыла... Я все помню... – Расстояние между лицами почти равно нулю. Кимберли вдыхает дыхание Паркер, и отчего-то подкашиваются ноги, ставшие в минуту ватными. – Нет, Корнер... у тебя все было так просто, не у меня... Знаешь, Корнер..., - дыхание обжигает нежную кожу за ухом, и слова теряются в волосах, губы Паркер почти касаются мочки уха, - ... Я вышла замуж за человека, который для меня пустое место, я трахаю всех сероглазых блондинок, что попадаются мне на пути, а вчера, Корнер, я трахнула одну чикагскую шлюху... и, знаешь, она была до боли на тебя похожа, и я называла её твоим именем... А знаешь ли ты, почему?.. Потому что я еще люблю тебя, дрянь, я еще люблю тебя... – Шепот замирает где-то около виска Кимберли, и губы – неожиданно сухие и горячие – скользят вниз, к другим губам... Сольвейг по-прежнему крепко держит Ким за руки, потому что если она не будет этого делать, та просто упадет. – Какая же ты дрянь... я еще так люблю тебя, я так ненавижу тебя, так хочу тебя, так люблю, люблю, люблю... – Эти слова она почти выдыхает в рот Кимберли. - Сольвейг... Сольвейг! – Кимберли резко отталкивается от Паркер, её руки становятся свободны, и она, резко развернувшись, быстро выходит из дамской комнаты, прижимая к губам ладонь. Холодный свет продолжает выхватывать фигуру Паркер Уивер, ухватившейся рукой за край раковины и тяжело дышащей – словно еще какая-то доля секунды, и она упадет и больше не встанет... Сказала, наконец-то сказала - всё сказала... Родная, хорошая, прости меня, но так будет лучше, так всем будет лучше. А я - сказала… Я. Всё. Сказала.
Ariane: Преинтересная история с Паркер, что ж, ее можно понять. Пиши дальше и поскорей, не терпиться узнать, что будет дальше.
Moura: Глава шестая, «Начать с конца». Часть первая. - Ты уверена?.. Ты действительно уверена, что хочешь этого? – Лора обхватила руками колени и склонила голову набок, наблюдая, как Сольвейг ловкими быстрыми движениями собирает и укладывает в дорогую кожаную дорожную сумку свои вещи. Лицо Паркер словно застыло, не дрогнет ни один мускул. - Да, Лорелей, я уверена. – Маленькое черное платье – в чехол. Полупустую пачку тонких сигарет – смять. – Контракт с Университетом Чикаго обеспечит мне постоянную кафедру и курс лекций. Естественно, те же лекции я буду продолжать читать в Европе. Еще вопросы есть? – Холодное спокойствие, словно данное решение было давно обдуманным и запланированным, а вовсе не спонтанным. - Да, есть. Это из-за неё, из-за Корнер? - Лора, это провокационный вопрос. Ты уверена, что хочешь знать ответ? - Я имею на это право, Сольвейг. Я твоя сестра, и мне не все равно, если ты ночами рыдаешь в ванной, даже если это заглушается шумом воды... Что вчера произошло на ужине, Паркс? - Я не... – Паркер осеклась. – Лора, ты сама знаешь… - Кимберли? Сольвейг вздохнула и села рядом с Лорой. - Я наговорила ей вчера очень много различных слов, большинство из которых – мерзости. Я поцеловала её, и знаю, что ей было неприятно. Я сказала ей все, что хотела сказать так долго, а оказалось – желчь. Я не знаю, что будет дальше, Лора. Я должна здесь остаться. Ради неё. Мне необходимо, чтобы я простила её. Чтобы она простила меня. Чтобы я простила себя. Лора, что мне делать? - О, Боже, Сол... – Лора обняла сестру и прижала её к себе. – Я всю жизнь ждала, чтобы ты задала мне этот вопрос, и теперь не знаю, что отвечать... Сольвейг, а это действительно нужно тебе? - Да. Нужно. Она нужна... Запах горелой фотографической бумаги. Запах похоти... Запах греха, слез и случайных связей. Связей, так часто перерастающих в любовь. Синий атлас – ножницами, в мелкие лоскутки, розы в вазе – порвать, выбросить... Я не люблю тебя, я не люблю тебя, я не люблю тебя... Лорелей казалось, что они с Бонни могут быть счастливы - и не потому, что их любовь взаимна, а потому, что они просто обязаны быть счастливы. Они разрушали судьбы, и теперь это их долг – быть счастливыми, даже если это всего лишь маска, даже если счастья на самом деле нет, а есть только глупая и смешная обязанность казаться влюбленной и радостной, потому что так надо... Жечь фотографии. Резать атлас. Рыдать, не разжимая губ и давясь слезами – выхода нет. Лора отшвырнула в сторону ножницы и устало осела на пол. «Я люблю тебя», сказала Бонни. «Я знаю», ответила Лора. Она не смогла – просто физически не смогла ответить «Я тоже». Это было бы обманом, неправдой, ложью, предательством, подлостью... Но... Бонни... так любит её, и так нужна ей... её тепло необходимо взамен холода Эбби, а так нельзя... Нельзя любимую заменять нелюбимой, и в этом – проклятие, трагедия, насмешка... Больше всего сейчас Лоре хочется собрать вещи, и съехать с квартиры Бонни обратно, домой. Но там – Сольвейг, которой она освободила квартиру, и беспокоить сестру теперь не хочется, да и незачем... как там было? Делайте вид, что счастливы? Да, другого выхода нет... Два поворота ключа – Лора знает, по часовой стрелке. Дверь открылась и захлопнулась. Щелчок замка. Шаги. - Бонни?.. Бонни, ты до... – Эбби осеклась, заглянув в комнату. Посреди гостиной на полу, спиной к двери, сидела Лора. Рукав блузки порван, и обнажает худое бледное плечо. И как странно – печально и почти торжественно смотрятся на этом снежно белом фоне огненно-рыжие волосы... Рядом – изрезанное в мелкие лоскутки синее атласное платье, то самое, в котором Лора была недавно на званном ужине Мелании Кеннет. На полу – поломанные стебли и лепестки роз, и запах... истерично, болезненно знакомой Эбби запах испепеленного прошлого – горелой фотографической бумаги. - О... Лорелей... - Бонни нет. – Хрипло отозвалась Лора, констатируя и так понятный факт. Эбби, хотя Лора этого видеть и не могла, кивнула, а затем неслышно покинула комнату. На кухне, в раковине, еще дымились обгорелые черные фотографии. Пара или тройка еще более или менее уцелели. Те, которые Эбби давным-давно сожгла – оказывается, Лора дольше, чем она, хранила своё прошлое. Эбби вернулась обратно в комнату. Нужно что-то говорить, наверное... - Лорелей... - Я не люблю её. Понимаешь? Я. Не. Люблю. Её. Эбби, ты понимаешь, что это значит?.. – Худые плечи дрожат мелкой дрожью, как и все тело. Эбби, не знаю, что говорить и делать, подошла и села рядом, обнимая Лору за плечи. Та уткнулась лицом ей в шею и заплакала в голос. - Лора, будет... прекрати. Все хорошо, все будет хорошо, вы будете счастливы, обязательно, я знаю... Она так любит тебя, и её любви хватит на двоих, слышишь?.. Ты привыкнешь её любить, ты свыкнешься, поймешь, примешь... так надо, Лорелей, так надо... Лора подняла заплаканное лицо. Слезы на её глазах Эбби видела впервые. Пальцы – до синяков сжали плечи. Да, обязательно до синяков, Лора знает – завтра на бледной коже обязательно будут синяки. На шее – недвусмысленные алые пятна... но плевать. Откуда она это знает?.. Они пока просто смотрят в глаза друг другу... но это пока, это временно, это на доли секунд... - Я... – Эбби резко встала на ноги и прикрыла рукой глаза. – Скажешь Бонни, что я приходила, и пусть она позвонит, нужно поговорить. Доброй ночи, Лорелей. – Быстрым шагом – к двери, пока разум еще жив, пока сумасшедшие мысли еще не так навязчиво мелькают в голове, пока еще можно уйти, и не поддаться трусливой слабости, пока еще нет желания верить, что прошлое не сожжено дотла, пока... На пороге комнаты её схватили за плечи и развернули, мгновенно запечатав рот поцелуем. Все сразу стало как-то... слишком поздно. И... Похоть и грех станут любовью, любовью уйдут и любовью вернутся. Хотя бы на одну ночь – снова полюбить и возжелать друг друга, потому что наутро снова придет холодная до жгучести ненависть, а пока утро еще далеко, у них есть заветные часы до рассвета. - Почему ты фотографии сожгла?.. – Рассвет, холодный шелк простыней. Затяг. - Там ты... – Теплое дыхание. - А платье? – Никотиновое облако над головами. - На ужине ты так смотрела, я видела... Осквернено взглядом.– Шепот. - А розы? – Рыжие искры пепла – на пол. - Ты же их любишь... – Сожаление в голосе. - А будь твоя воля... – Недосказанная боль. - ... Я бы прокляла тебя. – Недосказанная любовь.
Moura: Глава шестая, окончание. - Ветер холодный, да? – Сольвейг резко обернулась. Чуть в стороне от неё, на пару шагов позади, стояла, зажимая рукой воротник пальто, Бонни Кеннет. По полупустой чикагской набережной действительно гулял холодный, пронизывающий до костей, ледяной ветер. Сольвейг чуть улыбнулась приветственно одними уголками губ и кивнула. - Да, прохладно. Но мне нравится эта свежесть. - Да. – Кивнула Бонни, видимо, просто не зная, что сказать, и надо ли вообще начинать разговор. – А я шла от Эбби, и увидела знакомый силуэт на набережной. Решила подойти и поздороваться. – Бонни как-то полу-виновато, чуть смущенно улыбнулась, и эта улыбка до боли странно смотрелась на бледных сухих губах. - Я рада тебя видеть, Бонни. – Как можно теплее отозвалась Паркер, чувствуя в голосе девушки все ту же пресловутую, странную вину. Та в ответ чуть наклонила голову и подошла ближе. Несколько минут они молчали. - Ты её очень любишь? – Вдруг спросила Бонни – тихо и осторожно. – Кимберли?.. - Лора рассказала? - Не все. Только… общие факты. Встречались, расстались, и теперь… - Бонни запнулась. - … Я якобы приехала за ней? – С усмешкой закончила фразу Паркер. - Да. Да? Сольвейг чуть улыбнулась. - Знаешь, Бонни… - Отчего-то с этой хрупкой замерзшей девушкой ей хотелось быть искренней – как ни с кем и никогда?.. - я не знаю. Я сама, кажется, не знаю. Я её когда-то совершенно безумно, так несвойственно себе, так отчаянно любила. И, казалось, мы сможем пережить все: расстояния и времена, ссоры и недомолвки, препятствия и проблемы. А оказалось – нас может легко развести скука привычности. За пять лет, что мы были вместе, мы так привязались друг к другу, что вошли в привычку, и это стало… рутиной, - словно с усилием выговорила Паркер. – В общем-то, да, рутиной. И мы расстались. Впрочем, я думаю, дай она мне времени, я бы все исправила, и… не знаю, Бонни. Может быть, ничего я и не исправила бы. Но сейчас это неважно. Сейчас, в принципе, ничего не важно. Я любила Кимберли Корнер, а она ушла – и как мне показалось, ей это далось просто. Я любила Кимберли Корнер, и вышла замуж за изумительного человека, которого не любила тогда, а сейчас уже фактически ненавижу без причины. Я любила – а может быть, и люблю? – Кимберли Корнер, и черт знает, зачем мое сумасшедшее сердца ведет меня туда, где она, зовет меня вслед за ней, и пока я могу, я буду там, где она - и я не знаю, зачем. Сольвейг закрыла глаза и задержала дыхание. Внезапная исповедь полу-чужому человеку стала почти откровением для неё самой, и только сейчас, произнеся все это вслух, она поняла значение своих слов, и – кто знает? – возможно, даже испугалась их силы. И страшнее всего сейчас было бы услышать слова сострадания и сожаления или любопытные вопросы, или обещания, что все будет хорошо… - Ты уверена, Сольвейг, что тебе хватит того, чтобы просто быть рядом? Ты – и смиришься с ролью немой тени, следующей по её пути?.. Ты – и безмолвное наблюдение за тем, как она счастлива с Эбби?.. – Голос был тих и глух, и, кажется, Бонни сама знала ответы на заданные вопросы. - А она… счастлива? – Усмехнувшись, спросила Сольвейг. – Нужно посмотреть в глаза правде, Бонни. Они обе несчастливы, потому что Эбби любит до сих пор – странно и безумно – мою сестру, а Кимберли жалеет Эбби, и на этом пока что держится между ними то хлипкое, что так просто разрушить одним словом, одним жестом, одним разговором или одной использованной во зло исповедью… - Заметив удивленный взгляд Бонни, Паркер снова усмехнулась. - Нет, Бонни Кеннет, я не позволю твоей сестре сделать из меня тень своего псевдо счастья. Слишком уж хорошо она знает цену словам и нужной информации, и слишком хорошо знает, что именно может легко разрушить их с Кимберли хрупкий союз… и – я знаю – тогда Корнер больше не к кому будет идти. Просто больше никто кроме меня не примет её такой, какая она есть – какой стала и еще станет с её новым горем. И тогда только я смогу успокоить её, и благодарность будет огромна… Нет, Бонни. Из меня не получится тени. Я для тени слишком честолюбива… Несколько минут царило молчание. - Так ты… знаешь? - От Лоры. - Боже… Боже мой, я думала – она солгала… Эбби… - Если бы Сольвейг повернула голову, она увидела бы, как затряслись хрупкие плечи. Лорелей и Эбби, к сожалению или к счастью, совершенно не умели хранить свои секреты от своих же сестер – даже если секреты эти были только во вред…
Moura: Глава седьмая. «Исповедуйся, и прощена будешь», начало. За что мы любим тех, кто нам дорог?.. За то, что для нас нет никого лучше их, за то, что они столь же неистово любят нас, и открывают нам свои сердца, чтобы мы читали их как открытую книгу, не зная порой, что даже для нас некоторые главы этой книги – под замком… - Вино красное, белое? - Безразлично. - И все же? - Красное, Эбби. Спасибо. Сольвейг сидела в гостиной квартиры Эбби, удобно расположившись в кресле, закинув ногу на ногу, и с улыбкой наблюдая, как Эбби разливает по бокалам вино. За знакомство… - Ты… ведь на «ты» – можно? – Быстро спросила Паркер, и, не дождавшись ответа, продолжила. – Ты очень зря все рассказала Бонни. Я могу понять принцип «откровенность за откровенность», и – кто знает? – может быть своей тяжко-искренней исповедью ты честно платила Бонни за давние её слова о любви к Лоре… И, конечно, говоря ей о той ночи, ты не думала, как больно это будет ей. Впрочем, Эбби Кеннет, я не могла ожидать от тебя другого… Такой резкий поворот пятнадцатиминутной светской беседы поразил, удивил и на минуту смутил Эбби, совершенно до этого момента не понимавшей цели визита Сольвейг Уивер, хотя и предчувствовавшей что-то… неосознанное, но заранее для себя – или не только для себя? – неприятное - опасное. Эта женщина вообще – опасна. - В первую очередь, Сольвейг, мне надо поинтересоваться у тебя, какое тебе есть дело до моей сестры. Или, может быть, она тебе… приглянулась? – Прямо посмотрев в глаза Паркер, отозвалась Эбби. - О, вовсе нет… - Насмешливо улыбнулась Сол. – Бонни, конечно, мила и я бы даже сказала – очень мила, но – нет… ты прекрасно знаешь, Эбби, мои вкусы и мои пристрастия, имеющие непосредственное отношение к пристрастиям твоим… - и опередив хотевшую что-то сказать Эбби, она продолжила, - … и ты должна прекрасно понимать, что моя тирада о принесенной тобой Бонни боли – лишь начало издалека. – Сольвейг отставила в сторону нетронутый бокал и поднялась из кресла, подойдя к окну. – Мы с тобой обе неглупы, и обе прекрасно знаем цену нужным – или совсем ненужным? – словам. Кто знает, Эбби, что сделает Кимберли, если узнает о том же, о чем узнала твоя сестра? О, Бонни настолько любит Лорелей, что этой любви хватило, чтобы покрыть с головой всю боль и всю тяжесть полу-измены и полу-предательства. Но, Эбби, подумай, хватит настолько же любви Кимберли к тебе, сможет ли она – как Бонни Лоре – простить тебе манию той ночи? Я не думаю. – Улыбка кривит тонкие губы в ломаную линию, а пальцы осторожно поглаживают стекло. - И ты – ты ей расскажешь, Сольвейг? – Отставив бокал в сторону, спокойно спросила Эбби. Впрочем, Паркер не в коей мере не надеялась вызвать у этой девушки испуг, смущение, не надеялась на то, что та будет просить о молчании. Паркер знала, что такие – не боятся. Но шансы же были?.. - Отчего нет? - Сольвейг Паркер, холодно-строгая Сольвейг Паркер, опустится до донесений? - Донесений, Эбби?.. О, нет, ни в коем случае не донесений. Мы говорим на разных языках. Я лишь… просвещу её. Расскажу ей, - пальцы с силой сжимают край подоконника, - что она совершенно зря обволакивает тебя своей нежностью – жалостью. Расскажу, что тебе – все равно. Все равно, каково ей, потому что ты сама прекрасно знаешь – вас держит лишь её жалость к тебе. Тебе же нужна Лора, не так ли? – Вдруг спросила Паркер, резко повернувшись к Эбби. – Так вот. А мне нужна Кимберли. - Она возненавидит тебя. – Пожала плечами Эбби. – Что это тебе даст, зачем? Сольвейг усмехнулась. - Возненавидит? Она уже сейчас меня ненавидит. Но я хотя бы буду знать, что рядом с ней нет тебя. Странно, но меня это успокоит. - Успокоит? - Ты опасна, я это признаю. И мне будет проще, если я буду уверена в том, что вас с Кимберли отделяет друг от друга нечто большее, чем расстояния. Её презрение. Твоё презрение. Эбби залпом допила вино в бокале и налила еще. - Слушай, Уивер, - Эбби усмехнулась и подошла к Сольвейг. – А может нам переспать, а? А что? Тогда и будем квиты – тебе будет что рассказать Кимберли, мне будет что рассказать – ей же, как ты думаешь?.. - Послушай меня внимательно, Кеннет. – Сольвейг и Эбби стояли лицом к лицу, расстояние между ними едва ли превышало десяток сантиметров. – Я испорчу тебе жизнь – так или иначе. Как угодно, слышишь?.. Что угодно сделаю. Что угодно. Сольвейг резко развернулась, и уже коснулась ручки двери, когда с порога комнаты её окликнула Эбби: - Уивер, откуда такая жестокость? - Око за око, Эбби. Всего лишь. Дверь за собой она закрыла тихо и осторожно. Эбби вернулась в гостиную и, присев на край подоконника, из горла отпила вина. Вкус его чем-то напомнил ей Сольвейг. Странная ассоциация, в общем-то... * * * * * - Нет, Чарли… Спасибо, у меня всё в порядке. Я не знаю, когда вернусь… да… да… Я позвоню еще. Целуй от меня Патрицию. – Сольвейг положила трубку на рычаг телефона, и рука её предательски дрогнула, когда голос за спиной окликнул: - Значит, есть и некая Патриция? Губы Сольвейг растянулись в презрительную алую линию. Она, посмеиваясь, провела кончиком указательного пальца по пластиковой поверхности телефона и чуть повернула голову – в профиль к собеседнице. - Конечно же, есть, мисс Кеннет. Замечательная девушка, потрясающая красавица. Сестра моего мужа и мать двоих очаровательных детей. – Сольвейг повернулась к девушке – без сомнения, Эбби. - Всё оказалось так прозаично, Сольвейг. - О, сенсации – не мой конёк, Кеннет. В шумном холле гостиницы сновали люди, Эбби посторонилась, чтобы пропустить нагруженную чемоданами тележку носильщика. Сольвейг застегнула пуговицы черного шерстяного пальто и жестом подозвала носильщика, тактично ожидающего в стороне, пока клиентка закончит телефонный разговор. Наблюдая, как носильщик несет к выходу по чемодану в каждой руке, Эбби перевела взгляд, в котором сквозило легкое удивление, на Паркер. - Съезжаешь? - Да, сняла небольшую квартиру недалеко от Грант-Парка и Мичиган Авеню. Эбби кивнула. - Поговорим, Сольвейг? - В такси. – Кивнула Паркер и, отвернувшись, быстрым решительным шагом пошла к выходу. И услышала, как позади неё, эхом к такту её металлической шпильки, невысокий каблук туфель Эбби отбивает столь же решительную дробь. Захлопнув за собой дверцу автомобиля, Эбби позволила себе быстро посмотреть прямо в глаза Паркер. Та смотрела вперед себя. - Итак, Кеннет? - Ты не пойдешь к Кимберли, Сольвейг. Чуть выгнув изящные брови полудугой, Сол посмотрела на Эбби. - С какой стати, Кеннет? - Зачем вопросы, Сольвейг?.. Ты просто не пойдешь к Кимберли – и точка. - Кажется, мои мотивы ты не учла. – Голос Паркер окаменел. Она медленно повернула голову и внимательным, коротким взглядом чуть презрительно посмотрела на Эбби, откинувшуюся на спинку сидения и прикрывшую глаза. - Чего ты хочешь, Паркер? - Тебя – на самом возможном из всех расстояний от Кимберли. - Тогда я всё учла. – Голос звучал глухо. - Неужели? – С насмешливым изумлением спросила Сольвейг, чуть прищурив глаза. - Я расхожусь с Кимберли, но ты обещаешь мне, что она ничего не узнает. Никогда. И ни от кого. Сол собралась что-то сказать, но промолчала. Она крепко зажмурилась, но подавила в себе желание тряхнуть головой. Ей очень хотелось спросить, зачем всё это нужно Эбби, но она не произносила ни слова. Кажется, где-то глубоко в подсознании, она всё понимала, и ясно осознавала, зачем же это Эбби, но мысль никак не могла четко оформится, и Паркер предпочитала молчать, закрыв глаза и стараясь дышать как можно ровнее. Впрочем, с самообладанием проблем у неё никогда не было. - Ты не ответила, Сольвейг. - Господи, Корнер, какая от всего этого тебе будет выгода? - Обязательно должна быть выгода? – Эбби открыла глаза и пристально посмотрела на Сол. Глаза её, карие, сейчас казались черными и бездонными, с поволокой. «Должна» - хотелось сказать Паркер, но опять промолчала. Она за свою жизнь привыкла, что от всего на этой земле должна быть выгода – иначе зачем вообще что-то делать? В работе, семье, отношениях, человек должен получать что-то для себя, - она думала так годами, и эта мысль прочно срослась с её сознанием. Она всего лишь раз в жизни решилась на исключение, и это исключение вслед за годами счастья принесло ей потом столько презрения к себе и к той, ради кого она изменила порядок своих устоев, что она зареклась впредь делать и решать только то, отчего что-то будет ей. И сейчас, смотря прямо перед собой в затылок водителю, Сол пыталась, но никак не могла понять мотивов этой воистину странной Эбби Кеннет, прятавшей подбородок в воротнике-стойке серого в клетку пальто и смотрящей на неё своим затягивающим мутным взглядом черно-карих глаз. - Должна ли я понять это так, что ты полностью рвешь, по своей инициативе, отношения с Кимберли и впредь зарекаешься никогда по мере обстоятельств с ней не встречаться и не поддерживать никакой связи – а я же в свою очередь ни словом не упоминаю в её присутствии о твоей недавней связи с Лорелей? Сухой язык бумажных формулировок сейчас был как нельзя кстати и к месту, и потрясающе отрезвлял. - Именно. - Да скажи же мне, Кеннет, что тебе это даст? - Отсутствие сходства с тобой, Сольвейг, - и Эбби спрятала насмешливо-победную улыбку в воротнике пальто. Глаза Сол сверкнули льдисто-синим блеском. Такси остановилось.
Moura: Глава седьмая. "Исповедуйся, и прощена будешь", окончание. … - Зайдешь выпить, Кеннет? – Сольвейг расплатилась с водителем и захлопнула дверцу такси – может быть, слишком громко. - Если ты приглашаешь, конечно. – С губ Эбби не сходила столь изумлявшая Паркер полу-победная, полу-трагическая улыбка. - Я приглашаю. – Кивнула Сол. Эбби вошла за ней в подъезд небольшого трёхэтажного дома викторианской постройки. Поднявшись на второй этаж, Сольвейг решительно, без заминки, как будто она жила здесь уже долгие годы, открыла дверь. Всё внушительное по площади помещение, представлявшее собой соединенные воедино гостиную, кухню и столовую, было залито светом трех высоких сводчатых окон, стены затянуты светло-серым, с оливковым отливом, шелком. В дальнем углу – витая лестница, причудливо украшенная литым кружевом. - Здесь раньше была студия какого-то художника – я плохо разбираюсь в современном искусстве. Затем художник разорился и съехал, и сразу же возникла я… - Сольвейг усмехнулась одними уголками губ. - Ты всегда возникаешь так вовремя, Сольвейг, - улыбнулась Эбби. – Так вовремя. – Она сняла пальто и небрежно бросила его на диван, представляющий собой единственный крупный предмет в той части помещения, что являла собой гостиную, не считая напольной лампы. - Это наше с сестрой фамильное свойство. Губы Эбби изогнулись в насмешливо-презрительную линию. - Конечно. Конечно. - Кофе, Кеннет? - Что, и кофе найдется? – Наигранно изумилась Эбби, медленно прохаживаясь по комнате. - Найдется. – Сольвейг прошла в ту часть комнаты, которая была обязана представлять собой кухню. В одном из шкафов действительно обнаружилась банка хоть и растворимого, но более или менее приличного кофе. Сольвейг ни секунды не задумывалась о том, зачем она пригласила Эбби войти, просто понимая, что если задаст себе этот вопрос, ответа не найдет. А нерешенных вопросов Паркер Уивер не любила. И еще. Её отчего-то не раздражала Эбби, прохаживающаяся по её квартире, и даже её насмешливая – изредка на секунду вспыхивающая и гаснущая улыбка – тоже не раздражала. Сольвейг заварила кофе, подошла к Эбби и протянула ей чашку. Тишина не давила, и Паркер почти была готова поблагодарить за тишину сидящую напротив девушку, которую она – разве? – ненавидела. - Кеннет. – вдруг позвала Сольвейг. - Да? – Пригубив горячий напиток, откликнулась та. - Ты ведь никого не любишь. – Утверждение, не вопрос. По губам Эбби скользнула чуть жутковатая, тонкая улыбка. - Нет. И этот твердый ответ, этот решительный тон был почти так же прекрасен, как мгновенно скрывшаяся в углах губ полуулыбка. Глава восьмая. «Выбор за теми, кто выбирает»., начало Сольвейг устало потерла переносицу, на секунду остановившись на лестничном пролете после безуспешных попыток найти в сумке ключи от квартиры. Было уже далеко за полночь, она давно хорошо не спала – сколько лет?.. – и работа на износ добавляла мало хорошего в её и без того нервное и напряженное расписание жизни. Наконец, найдя в сумке ключи, Сольвейг повернула на последнюю лестницу и застыла на месте. На верхней ступеньке, у самой двери, сидя на спортивной сумке и укутавшись в свитер, спала девушка. Очень знакомая. Слишком знакомая. Её Паркер узнала бы в самой кромешной тьме, среди миллионов, будучи даже слепой. На пороге её квартиры сидела Кимберли Корнер. С вещами. Сольвейг осторожно поднялась наверх и остановилась напротив Кимберли. Опираясь на перилла, медленно перебирая между пальцами ключи, она смотрела на медовые кудри, рассыпанные по плечам, на мягкий овал лица, который помнила прикосновениями, и ей казалось, что всё это – сон, мираж, плод её утомленного воображения. Девушка пошевелилась и открыла глаза. Сольвейг подавила вздох. Спокойна, ты спокойна, ты же всегда спокойна. - О, Сольвейг… - Кимберли, нервничая, заправила за ухо непослушные пряди и, оправляя одежду, встала на ноги. – Я ждала тебя. - Я это вижу. Повисло молчание. Ким, пытаясь заглянуть Сольвейг в глаза, то и дело нервно оправляла одежду и теребила волосы. - Не молчи, Сольв… Паркер вздрогнула, услышав старое, давно забытое прозвище. Имя, которым её называл только один человек. Только одна. - Что ж, если тебе угодно, Кимберли, я спрошу, зачем ты ждала меня. Но, задавая вопрос, Сольвейг заранее знала ответ, знала, что она услышит вплоть до точных фраз, и, казалось бы, это должен быть момент её триумфа, сладкий миг, к которому она шла не один год. Момент, которого она ждала, ради которого переступала через людей, ради которого срывалась с мест, тысячу раз пыталась изменить свою жизнь и в руины рушила чужое. Но триумфа она не чувствовала. Страшнее всего было, что она ничего не чувствовала. - Ты знаешь, Паркс… ты знаешь. И не смотри на меня так, как смотришь!.. – Ким повысила голос. – Ты ведь знала, что когда-нибудь я приду, ты ждала! И я пришла, Паркер! Я пришла. – Она всплеснула руками, и губы на секунду скривились в мучительно-насмешливую линию. Сольвейг кивнула, продолжая перебирать между пальцами связку ключей. Странно, она так жаждала, что к ней вернется та, которую одну, казалось, она и любила за всю свою жизнь, жаждала её возвращения и жаждала завоевать это возвращение. Заставить вернуться. Она знала, что наступит момент, когда, наплевав на всё прошлое, наплевав на все её – Паркер – ошибки, Кимберли вернется просто потому, что ей однажды некуда будет идти. Как сейчас. Не этого ли она хотела? Не этого ли требовала от той же Кеннет?.. - Да не молчи же, Паркс!.. Ты знала, что я приду, ты так долго добивалась этого. И… вот… - улыбка вышла деланной, искусственной, - я здесь. Твоя, если хочешь. Паркер еле заметно поморщилась. Бесспорно, это была её Кимберли. Бесспорно, это ради неё она меняла континенты и требовала от других невозможного. Бесспорно, Кимберли была – как прежде – прекрасна и, может быть, еще прекраснее, чем раньше. И – что скрывать? – Паркер знала, что добилась своего. Она получила желаемое. Ту, которую любила. Но – и это не пугало, скорее удивляло – она не ощущала никаких эмоций от того, что желанная добыча сама пришла к ней в руки. И то, как это происходило, вся эта театральная сцена, этот глупый, постановочный трагизм, коробило её. А еще через секунду Паркер поняла, что это не просто безразличие. Это пустота. Она не любила Кимберли Корнер. Она добилась, но, добившись, потеряла интерес, подпитываемой памятью и ни чем более. Она не любила Кимберли Корнер. И поняла она это только тогда, когда Кимберли сама пришла к ней. Обратно. Наверное, навсегда. - Прости, Кимберли, но всё слишком поздно. – Сольвейг, спокойно оттолкнувшись от перилл, бесшумно открыла дверь. - Что? – Ким, вытянув руку и захлопнув приоткрывшуюся дверь, жадно посмотрела Паркер в глаза. – Что, Сольвейг? - Слишком. Поздно. – С расстановкой повторила Сол. - Я тебя не понимаю. – Нервно рассмеявшись, быстро покачав головой, ответила Ким. – Не понимаю! Ты издеваешься надо мной, Паркс?.. – Она понизила голос. - Ни капли, Кимберли. Мне нет в этом надобности. Просто ты слишком поздно пришла. Тогда, когда мне уже стало всё равно. - Но я люблю тебя, черт побери!.. Сольвейг повернулась и почти равнодушно посмотрела на Ким. Она пыталась сейчас, сейчас же, немедленно, найти и разбудить в себе что-то, что могла бы выдать за влечение, за желание, за чувство, но ничего не находила. Не было ни той мании, которую она ощутила тогда, столкнувшись с Кимберли на званом ужине Кеннет, ни того властного желания, которое вело её жить там, где Кимберли, быть там, где может быть она, говорить с теми, кто может ей вернуть и отдать. Не было ничего. Она пережила. Изжила. - А я – нет. Прости, Кимберли… Кимберли порывисто выдохнула и стерла со щеки слезы. - Но это слишком жестоко для тебя, Паркер… - Прошептала она. – Даже для тебя… добиться, заполучить – и отбросить. Даже для тебя, Сольв!.. Сольвейг прислонилась головой к двери и внимательно посмотрела на Ким. - Зачем ты пришла, Кимберли?.. Не любя ни меня, ни Кеннет, никого, ты пришла, потому что идти больше некуда. И есть я, которой ты когда-то была так нужна. Когда-то, Кимберли, когда-то. - Ты не можешь… - Кимберли размазывала рукавами свитера по лицу потекшую тушь, - ты не должна… Ты же хочешь, Сольвейг, хочешь меня! - Нет, Ким. Хотела. Сольвейг перешагнула порог квартиры и громко выдохнула. Потом, обернувшись, кинула Ким в темноту: - Переночуй. Гостиная в твоём распоряжении, - и, не дожидаясь действия или ответа, отвернулась. Что ж. Эбби Кеннет своё обещание выполнила. А Сольвейг выполнит своё.
Ariane: Не плохо написано. Мне понравилось. Только жестоко немного по отношению к Кимберли, хотя никто не говорил, что она ангел.
Moura: Ariane Иначе и не получилось бы. Необходимо было раз и навсегда создать между ней и Сольвейг огромную пропасть, и для этого пожертвовать одной - или Кимберли или Паркер. Я выбрала Кимберли, что, имхо, правильнее. Что и получилось в итоге).
Ariane: Moura и теперь ясно, какая новая линия напрашивается)))
Moura: Ariane Будешь спойлерить - нарочно ничего не допишу).
Ariane: Moura ладно не обижайся!
полная версия страницы